В рассказе об Олеге Дале ( ) мы остановились на том, что к своему сорокалетию он подходил изношенным не только морально, но и физически ( ).
Почему же смерть его поразила родных и знакомых, словно никто не ожидал, хотя сам Даль на протяжении полугода талдычил мантру о полной гибели всерьез ( )?
Ну, во-первых, сорок лет не возраст окончательных итогов, и хотя врачи нашли у Даля целый букет болезней, ничего неизлечимого не было. Требовалась психологическая реабилитация, глядишь и наладилось бы.
Во-вторых, скоропостижная смерть Даля — вдали от семьи, в гостиничном номере — поневоле рождала ряд вопросов: Как он этот день провел?; с кем?; в случае Даля оказалось еще очень важным, чуть ли не главным – пил ли?
Дмитрий Миргородский в фильме "В бой идут одни "старики"
В Киев Даль приехал на пробы в картину Николая Рашеева «Яблоко на ладони». На календаре стояло 2 марта 1981 года. На пробы Даль не ринулся, попросив перенести их на следующий день.
Главным свидетелем последнего дня жизни Даля стал Дмитрий Миргородский, его соученик по Щепке. Миргородский родился в семье на Украине уважаемой, его отец занимал высокие посты в Госплане и Главснабе. Судя по всему, сам Дмитрий думал прорваться на столичные просторы. Во всяком случае, в 1964-1968 годах он состоял в штате «Мосфильма», откуда перешел во МХАТ. Во МХАТе отыграл один сезон и вернулся в Киев, на киностудию Довженко. Миргородского можно вспомнить по мини-ролям в фильмах Леонида Быкова «В бой идут одни «старики» (1973) и «Аты-баты шли солдаты…» (1976), по многосерийке «Рожденная революцией», где он тоже снимался.
Основная линия воспоминаний Миргородского и его брата Владимира строится на предчувствии смерти Даля + вопроса потребления алкоголя.
После первого же «Здравствуй! Как давно мы не виделись!», следует замечание Даля: «Митька, а я к тебе умирать приехал». Но еще до этого возникает мотив алкогольной движухи.
Дмитрий говорит:
«Он позвонил мне домой: «Митя, хочу тебя увидеть – я себя очень плохо чувствую». Спрашиваю: «Ты болен «по-нашему» или по-медицински»? («По-нашему» это в смысле «бодуна»). «И так и так».
А я только вышел из больницы – сердце лечил. Сел в машину, захватив весь набор лекарств и бутылку коньяка. Приезжаю к нему: «Чем будем лечиться?» А он смеется, открывает тумбочку – и у него точно такой набор лекарств и точно такая же бутылка коньяка. Кстати, она и осталась. Жена Олега, Лиза, потом увезла ее с собой…»
Об этой бутылке вспоминает Валентин Никулин, приехавший в Киев с женой Олега забирать тело:
«Коньячная бутылка, в которой оставалась примерно пятая часть и которую нам тоже вручили, – та самая, что стояла у Олега в номере. И стояла, судя по всему, с утра 2 марта – первого утра его приезда. Пришел ли к нему туда этот Митя, принес ли он с собой еще и они продолжили вместе – неизвестно. В запасе до пробы были сутки, она должна была состояться утром 3 марта, то есть на следующий день. Хорошо помню одно: на бутылке, на этикетке я засек штамп «Москва – Киевская», отметка вагона-ресторана».
Как известно, Митя принес еще, а вот насчет продолжили…
Миргородский и Даль навестили художника Радомира Юхтовского, где Дмитрий пил водку, а Олег – пиво.
Пока там сидели, опять возникла тема смерти.
Дмитрий вспоминал:
«Юхтовский говорит: «Олег Иванович, я вас очень прошу, найдите свободный час когда-нибудь – хочу сделать ваш портрет». А Олег: «А ты смотри: вот мы сейчас с Митей сидим – пиши сегодня, а то ведь я завтра умру, и ты будешь жалеть».
Потом мы заезжали в ресторан Дома кино «Вавилон» – там как раз сидели Балаян, покойный Костя Ершов, Вячек Криштофович. Я опять пил, Олег – нет».
2 марта закончилось в доме брата Дмитрия - Володи.
«У Володи мне уже не наливали, а для Олега открыли роскошный бар, и он выпил 50–70 граммов горилки с перцем. При этом воскликнул: «Быть в Украине и не попробовать знаменитой горилки с перцем – это мазохизм. Но только чуть-чуть!» Это было все спиртное, что он выпил за сутки. Я хотел отвезти его в гостиницу, но Алик не хотел возвращаться «в этот гроб» – так и сказал. Володя предложил ему остаться ночевать у него и утром, в восемь часов, отвез в гостиницу».
Теперь передадим слово Владимиру, который тоже маниакально зацикливается на том - кто сколько выпил? - и делает акцент на загробных разговорах.
«Приехал трезвый и за весь вечер выпил только рюмку водки. Митя при мне вообще ничего не пил.
Вспоминали былое. Так получалось: о чем бы ни заводили разговор, Олег возвращал его к теме смерти. Говорил: «Володя Высоцкий зовет меня к себе».
И вот наступило последнее утро жизни Олега Даля.
Владимир рассказывает:
«Утром я приготовил яичницу, салат, бутерброды с черной икрой. Под икру Олег сделал глоток водки. Сели в такси. …
К 8.00 подъехали к гостинице. Взбадриваю его: «Завтра едем на шашлыки». «Выходи, так не прощаются», – ответил Олег. Он обнял меня, крепко поцеловал по-мужски в губы и пошел по направлению к гостинице. Затем остановился, повернулся в мою сторону, поднял руку, сказал: «Живи долго, ты хороший человек», – и ушел. Кастелянше в гостинице он сказал: «Прошу не беспокоить!»
По пути в номер Олег встретил также актера Леонида Маркова, отпустив одну из своих навязчивых шуточек: «Пойду к себе в номер умирать».
У Олега было два с чем-то часа до приезда машины с киностудии, он, видимо, думал отлежаться. Но на приезд автомобиля никак не отреагировал. Пока то, пока сё… Дверь в номер взломали только в первом часу.
По свидетельству Валентина Никулина:
«Олег был еще жив. Были еще отдельные хрипы в легких, пена на губах. Отдельные, с интервалом в 40–50 секунд, удары сердца – уже даже не пульс. Конечно, приехала «скорая», но было уже слишком поздно…»
Медики констатировали инфаркт миокарда. Жену такое объяснение не удовлетворило. Ее вниманием завладела найденная бутылка коньяка в сочетании с таблетками. Валентин Никулин говорил:
«И первое, на что мы посмотрели – сколько не хватает таблеток эуноктина. Это очень сильное средство, его сейчас даже «Гедеон Рихтер» практически не поставляет. Маленькая такая таблеточка, и достаточно было четвертушечки, для того чтобы погрузиться в очень глубокое торможение. Недосчитались мы с Лизой шести таблеток. Рассуждая по этому поводу на моих глазах, Лиза говорила:
– Ты понимаешь… Ну, скажем, он выпил в поезде немножко коньяка на ночь, грамм сто… И для того чтобы заснуть, добавил полтаблеточки. И утром, чтобы быть не очень дерганым, добавил еще половинку…
Впрочем, что стоят все эти догадки – она же не знала, сколько у него не хватало «колесиков» в полоске перед выездом».
Что касается показаний Миргородских, а это именно показания, то им пришлось делать все отмеченные нами акценты, защищаясь от инсинуаций. Режиссер Рашеев, у которого Даль на пробах по понятным причинам так и не появился, обвинил Дмитрия в спаивании Олега. «Злой Олегов гений» назвал Дмитрия Миргородского и Валентин Никулин. В рассказах Владимира Миргородского (именно брат взял на себя основное общение с вдовой и другом, а не Митя) Никулин вообще разочаровался.
«Все время звучали вещи, как бы наслаивающиеся на некую предрешенность… Но главное то, что из всех рассказов этого Володи я понимал одно: что Даль вообще ничего не пил, наоборот даже…
А два года спустя, когда снова приехал в Киев, со мной «доверительно поделились»:
– Ох, какой же вы наивный, Валентин Юрьевич!.. Какой же вы наивный!.. Да они сидели чуть ли не до двух ночи в ВТО – Даль и этот Митя, его сокурсник по Щепкинскому! И они там пили!»
Правду мы вряд ли установим, а версии до сих пор множатся.
Вдова Даля считала, что во сне начались приступы рвоты и Олег задохнулся.
Соратник Даля по «Современнику» Виктор Тульчинский говорит следующее:
«Мало кто знает, что у него в горле обнаружили застрявшую таблетку снотворного, которую он собирался запить, но вода попала не в то горло. Таблетка перекрыла ему дыхание».
Светлая память!
Возможно, мы будем еще о Дале говорить.
Комментарии (0)