Даль, Миронов и Збруев в фильме "Мой младший брат"
Олег Даль вошел в кинематограф образом аксёновского мальчика из «Звездного билета».
О ловушке, которая подстерегала его в этом образе, мы и поговорим.
Опубликованный журналом «Юность» «Звездный билет» Василия Аксёнова был закуплен ушлым кинорежиссером Александром Зархи еще на стадии рукописи. Повесть Аксенова повествовала о трех юношах и девушке, которые, вместо того чтобы после школы поступать в институт (никто из них не собирается идти на завод или в техникум, только высшее образование), едут отдыхать дикарями в Прибалтику. В показе молодых людей свободной воли и заключалась главная прелесть повести. Но не только.
«Звездный билет» Аксёнова рекламировал перспективы молодежи в советских рамках. Делал Аксёнов это умело, усвоив уроки зарубежной прозы с ее кинематографическим монтажом. Скажем ваш покорный слуга купился на немудренный аксёновский развод, будучи семнадцатилетним человеком другого поколения (на тридцать лет младше). Хорошо помню как в послешкольное лето, последовательно провалив экзамены куда только можно, я глотал только что переизданные в трехтомнике «Оттепель» «Хронику времен Виктора Подгурского» Гладилина, «Продолжение легенды» Кузнецова, «Звездный билет» Аксенова и буквально выл от сознания, что опоздал родиться. Я готов был отправиться на любую стройку, пойти на любой завод, но в реальности рынка, где я со страной очутился, это уже не являлось выходом.
Вся популярная молодежная проза времен катаевской «Юности» показывала живых героев-бунтовщиков, которые приходили в консенсус со средой. Отход от канонов соцреализма заключался в слове «живых»; именно «живые» герои вызвали резонанс; парни, словно сошедшие из дворов на книжные страницы. Соцреализм же заключался в том, что внешние проявления героев – американские рубашки, англоязычный слэнг, циничные заявления (всё, с чем отождествлял себя молодой ищущий читатель) – оказывались напускной бравадой, за которой просматривалась привычка работать за идею до ломоты в костях, выполняя долг на целине («Продолжения легенды»), заводе («Хроника времен Виктора Подгурского»), сейнере («Звездный билет»).
Олег Даль в роли Алика Крамера
В экранизации Зархи эта магистральная линия молодежной прозы наиболее четко проявилась как раз в образе Алика Крамера (читай наоборот – Ремарк), которого играл Даль. Главный герой Димка (Александр Збруев) был отягощен первой влюбленностью. Андрей Миронов изображал спортсменчика-брутала и его образ из всех молодых героев вышел самым естественным. Даль же показал интеллектуального юношу, напичканного западными образцами прозы, модерниста, который разрыдается, слушая Баха, а в итоге, поплавав на сейнере, придет к выводу о своем невежестве и выкажет желание дальше учиться. Длинный, худющий, в очках и бородке Даль почти неузнаваем в роли Крамера и на его месте представим любой другой актер.
«Мой младший брат» вышел в прокат, собрал 23 миллиона зрителей и был благополучно забыт до наших времен, когда вдруг выстрелил кастинг, прошедший за тридцать лет до того. Фильм стал дебютом для Збруева и Даля, одной из первых работ Андрея Миронова, поэтому его нет-нет да покажут по телевизору.
"Человек, который сомневается"
Гораздо более значимой для Даля стала работа в драме Леонида Аграновича и Владимира Семакова «Человек, который сомневается» (1963). Агранович прославился интересом к непростой криминальной составляющей советской действительности. Его перу принадлежит сценарий фильма «Обвиняются в убийстве» (1969; ) и лента «Случай из следственной практики» (1968).
«Человек, который сомневается» рассказывал о следователе, раскрывающем убийство девушки, спасая от расстрельной статьи двадцатилетнего парня Бориса Дуленко. Приговоренного к расстрелу играл Олег Даль, специально для этой роли обритый наголо.
Первое, что видится в его игре – истеричность, в данном случае оправданная. Даль показывает невинно осужденного мальчишку, перед которым разверзлась бездна, тут не до сантиментов, он кричит, рыдает, бьется. Лучшие эпизоды с участием Даля в фильм не попали, как слишком реалистические. Полетела в корзину половина сцены встречи с матерью. Выкрик о побоях был переозвучен и вместо «Когда тебя бьют!», зритель услышал: «Когда тебе врут!»
Фильм собрал неплохую прессу, но зритель его не заметил.
Именно на этой картине, партнерша Даля Лариса Виккел первой из мемуаристок зафиксировала двойственную природу Даля, метко назвав свои заметки «Светлоглазая добрая злость». Виккел поразили в добром светлоглазом Дале вспышки агрессии. В природе ее она не разбиралась, да и задачи такой не ставила. Лишь заметила, что за год съемок картины «в Дале медленно исчезала светлость».
К лету 1963 года Даль закончил училище, успешно прорвался в труппу театра «Современник» и ждал начала театрального сезона, снимаясь в лирической картине «Первый троллейбус».
За эту ленту взялся Исидор Анненский, автор может быть самых популярных экранизаций Чехова («Медведь», «Свадьба», «Анна на шее»). Зачем ему понадобился беспредметный лиризм с массой молодых актеров неведомо, но опять же, в новейшее время россыпь талантов обеспечила «Первому троллейбусу» многочисленные телеэфиры.
Сюжет был простецкий. Выпускница школы садилась за баранку троллейбуса, возле нее кучковалась ватага рабочих ребят, которых она возила на смену. Возникало утопическое мини-государство с сидениями, обитыми кожей, чистыми окнами, ухаживаниями парней за девушкой и летним солнцем. В фильме, кроме Даля, засветились Ирина Губанова, Александр Демьяненко, Нина Дорошина, Виктор Борцов, Михаил Кононов, Савелий Крамаров, Евгений Стеблов ( ).
Даль ничем особенным в кадре не выделялся. Живой, разбитной, жизнерадостный парнишка в компании себе подобных.
Это в кадре.
Но за кадром Даль дал жару.
Во-первых, именно на съемках «Первого троллейбуса» разгорелся его роман с Ниной Дорошиной ( ). Расстроенный в чувствах Даль бросил съемки и его с трудом нашли в Москве (снимали в Одессе).
Во-вторых, судя по воспоминаниям Германа Качина, Даль бросал съемки не единожды. Еще раз он просто не смог улететь из Одессы, поскольку рейс задержали, а в аэропорт нагрянули киношники.
В-третьих, однажды Даль был доставлен на площадку наголо бритый, в сопровождении милиционеров. Попав накануне в отделение, чем-то он стражей порядка разозлил.
Поведение молодого, еще ничего по существу не сделавшего актера, столь выходило за рамки, что вызывает удивление, как терпел Анненский.
Герман Качин говорил:
«Он с режиссером иногда был очень резок. Вплоть до того, что ставил вопрос так: когда он снимается, чтобы Анненского не было в павильоне – просто выгонял. Были такие случаи».
"Первый троллейбус"
Отличился в сторону чудачеств Даль и снимаясь в новелле «Черный котенок» (1965), где у него был мелкий эпизод а-ля Шурик. Сидящий за столом, обложенным учебниками, в одних труселях, герой Даля готовился к поступлению в высшую школу, как вдруг видел забредшего в комнату черного котенка.
Всё.
Что же сделал из этого Даль?
Какое цирковое представление?
Евгений Васильев вспоминал:
«В один из съемочных дней он прошел в костюмерную, где разделся до своих плавок, после чего появился на съемочной площадке. Кто-то прыснул со смеху. Женщины покраснели. Рабочий уронил какую-то железку. Я проследил за взглядами наших онемевших режиссеров на «середину» тощей далевской фигуры… Казанова был бы жалок рядом с ним! Даль запихнул в плавки спереди огромный марципан, купленный по дороге на съемку в одной из ялтинских булочных.
Намечался большой скандал. Режиссеры пришли в неистовство от «безнравственности» его поступка: ведь тут же дети! От греха подальше, Олег ретировался в костюмерную. Вразумить его отправили молоденькую девочку-ассистентку, которая, как ошпаренная, выскочила из комнаты через пару минут, с пылающими щеками и в слезах.
– Ты что?!
– Он… Он…
– Да что он с тобой… тебе сделал?!!
– Он… сказал: «Если тебе что мешает – так сама и вынимай!»
В молодом Дале уже сформировался своеобразный (спору нет!) метод противостояния материалу, который его по каким-то причинам не устраивал. После Алика Крамера и Бориса Дуленко пошли роли солнечных жеребчиков, а это ему не подходило решительно.
Еще вчера, в 1961, Даль был интересен, как воплощение юного бога оттепели, и вот три года прошло, а играть ему нечего.
Как так-то?
Понимал ли Даль, что сам тип обаятельного, принципиального и немного лобового героя а-ля Крамер вот-вот вообще исчезнет, растворится, перейдя в разряд ретро? Уже не снимают Леонида Харитонова ( ), допевает последнюю песню рабочего Николай Рыбников ( ), пытается уйти в кинорежиссуру Алексей Баталов, вот-вот погибнет Евгений Урбанский ( ).
Не могут нащупать верную линию соратники Даля по «Младшему брату…» Миронов и Збруев. Тонет в эпизодических ролях Высоцкий. Это все герои грядущего застоя, птицы завтрашнего дня.
Опоздание звездных мальчиков поколения Даля к оттепельному пирогу ярко демонстрирует история взаимоотношений актера с театром «Современник», где он застал сполохи прежнего энтузиазма, заставляющих жалеть, что опоздал родиться вовремя, вместе с тезками Ефремовым и Табаковым.
Впрочем, об этом мы поговорим в следующем посте.
Комментарии (0)