Фразы, вроде «родители — это святое», «родителей не выбирают», а также прочие «чти отца и мать своих», меня глубоко раздражают. Как можно записать в ранг святых маму, которая жила в обнимку с бутылкой, например? Моя мама не алкоголичка, она даже по праздникам не позволяет себе бокал шампанского. Но знаете, лучше бы пила. Детство, которое у большинства из нас — счастливая пора, я вспоминаю с ужасом и никогда и ни за что не хотела бы туда вернуться.
Я была круглой отличницей и тихоней. Ни друзей, ни кружков, ни упаси боже школьных дискотек. Нельзя. Вопросы «почему» в нашей семье не задавались. Потому что за это мама била — по лицу, по животу, выдирала волосы.
Она рылась в моем портфеле, в моем столе — и однажды нашла записку, адресованную мальчику. Мне было 15, и я влюбилась. Был скандал, я потом неделю не ходила в школу – ждала, пока заживут синяки.
А записка была невинная, что-то про совместный поход на День города. «Шлюхой стать решила? В подоле принести?», — приговаривала мама, отвешивая пощечины. Я просила прощения, валялась в ногах, умоляла перестать. Я считала себя порочной, плохой, ужасной — потому что все делаю не так. То есть тот факт, что я влюбилась, я расценила как кошмарный поступок — и «исправилась».
У меня врожденный порок — проблемы со зрением. И самое яркое впечатление из детства, от которого до сих пор кровь приливает к лицу, это то, как мама меня этим недостатком унижала. «Ты косая, кривая, уйди, тварь!», — кричала мне, пятилетней девочке, мама, когда пьяный папа кидался на нее с кулаками, а я плакала и хотела защитить.
Я научилась врать, виртуозно, да так, что порой получалось обманывать и маму. Я не понимала тогда, что ложь все равно раскроется, но и наказание будет более суровым. Помню, как потеряла сменную обувь.
И целый месяц врала, что забыла в школе, потому что знала, что получу свою дозу ремня. Каждую ночь я прокручивала варианты: сказать, что украли? Попросить бабушку и купить новую обувь, точно такую же? Не помню как, но правда всплыла.
В тот вечер к нам приходили соседи, чтобы оторвать беснующуюся маму от меня. Соседей позвала младшая сестренка, за что впоследствии тоже была наказана.
После школы я вполне благополучно поступила в университет, на бюджетное отделение. Уехала в другой город. И впервые будто вздохнула. Меня никто не бил, не ворошил унизительно мои вещи в поисках компромата.
Сейчас я не понимаю — ну чего так боялась мама? Наркотиков, ранней беременности? Ведь не было же повода так тотально контролировать мою жизнь.
В общем, уехала учиться — и внезапно вышла замуж. Я не питала особых надежд на то, что мой будущий муж понравится маме. Простой парень — и даже без квартиры и без машины. Моя последующая беременность — наверное, тот самый первый шаг к пониманию, после которого мне стало ясно, что маму я не могу любить. Боюсь — да. Любить — не получается.
Меня тащили за волосы на аборт, били кулаками в живот, но всегда покорное забитое существо взбунтовалось. Я не могла, не хотела и не позволила убить своего ребенка. Мне было 20 лет — и я поняла, что отвечаю отныне не только за себя.
С мамой ненадолго установился худой мир
Она приезжала, кричала, что все делаем неправильно, даже подавала документы в опеку, чтобы лишить нас родительских прав. Она внезапно воспылала любовью к нашему ребенку.
С лишением не получилось, хотя шансы были — я не работала, собственного жилья не было.
Когда сын подрос, с маминой подачи приходили проверки в школу, где он учился. Учителя и родители шушукались, я сходила с ума от стыда.
Муж очень долго терпел все это, много раз порывался «высказать все», но я останавливала. Было стыдно и за маму, было ее жаль. Не хотела конфликтов. Кстати, к этому времени в моей собственной семье все наладилось — решился жилищный вопрос, работали оба.
Я даже ходила к психологу. Мне посоветовали поговорить по душам. Честно — пробовала, и не раз. «Мам, я так скучаю! Давай просто поболтаем» — «Тебе заняться нечем? Ты вообще готовишь ребенку? Лучше бы с ним уроки поделала». С психологами было покончено.
Сейчас у нас трое детей: сыну 15, средней дочери — 5 лет и младшей — 8 месяцев. Вот с рождением младшей и наступил финал. Дело в том, что назвали мы ребенка так, как не понравилось моей маме. «Я к этому выб**дку не подойду! Назовите по-другому!», — кричала мне мама в трубку, когда я была в роддоме.
И вот тогда все встало на свои места. Я поняла. Не любит меня мама. Может быть, рано родила и оказалась не готова к материнству. Может быть, она просто не умеет любить — дело в том, что и со своей собственной матерью, моей бабушкой, она не общается. Я устала выпрашивать у нее любовь, а я этим занимаюсь все свои 35 лет.
Она стыдится меня, моей семьи — потому что не оправдала я ее надежд! Не стала известной, не стала богатой, да и дети у меня «посредственные», да еще и с именем не таким.
Да, я «не добилась многого» и живу вовсе даже не в Москве, как дочь маминой коллеги. Но меня все более чем устраивает, я счастлива — а не это ли главное? Всю жизнь доказывать маме каждым свои поступком, что я достойна, достойна ее милости — я больше так не могу. И в ответ на «твоя дочь — мразь» я повесила трубку.
И больше не звоню.
published on according to the materials
Запись взята с сайта .
Комментарии (3)