АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ
Мы уже говорили об Андрее Вознесенском в связи с другим поэтом эпохи оттепели Евгением Евтушенко — .
Сегодня же давайте посмотрим на историю взаимоотношений Вознесенского с Александром Твардовским.
Для шестидесятников Твардовский был культовой фигурой, но, боюсь, не как поэт, а в качестве гражданина. Евтушенко и Вознесенский мечтали появиться в «Новом мире» (самом прогрессивном журнале той поры) с подборками стихотворений: .
Твардовский же шел ребят футболил.
К Евтушенко он относился сложно, усматривая в его славе тревожную тенденцию отхода молодежи от комсомола. Для Твардовского была очевидна параллель, - заштампованность комсомольской организации ведет к тому, что молодые люди ищут кумиров в сверстниках, которые выражают их чаяния.
Предыдущий редактор «Нового мира» Константин Симонов печатал Евтушенко много, а вот Твардовский предоставил ему журнальные страницы для оригинальных стихов (переводы не считаем) только в 1962 году. Подборка получалась мощная, - «Тайны», «Размышления над Клязьмой», «Большой талант всегда тревожит...», «Играла девка на гармошке...», «Давайте, мальчики!». Постоянным автором Евтушенко так и не стал, рассчитывая на одну публикацию в год.
Вознесенскому и этого не обломилось.
Он Твардовского просто раздражал.
Почему?
АЛЕКСАНДР ТВАРДОВСКИЙ
Впервые публично противопоставил Вознесенского и Твардовского Семен Кирсанов. Выступая на Третьем съезде писателей СССР так и сказал:
«Вот недавно появился совсем молодой поэт Вознесенский. Напечатал он всего четыре или пять стихотворений. Да, они не похожи на стихи Александра Трифоновича Твардовского, которого мы все почитаем и чтим».
Естественно, непохожи. Стихи Вознесенского носят отпечаток экспериментов с формой, которыми грешили Кирсанов и Сельвинский. Крепкий реалист Твардовский эти эксперименты не приветствовал, а еще категорически не переваривал позу в стихах, да и в жизни тоже. Александр Трифонович вообще стремился свести к минимуму личное в поэзии, у него почти нет любовной лирики, местоимение «Я» встречается не часто. Человек костерил за игру на публику Есенина ( ), усматривая в его исповеди лицемерие, как мог относиться он к Евтушенко и Вознесенскому, которые в 1950-ые обучились держать нос по ветру читательских запросов.
Вот Твардовского приглашают выступить на одной сцене с популярными поэтами в защиту Вьетнама от американской агрессии. Отказываться в таком случае не принято, но Александр Трифонович отказывается. Ему ненавистен сам механизм процедуры. Он замечает, что если бы в защиту Вьетнама требовалось отработать субботник, все бы отказались, принеся справки о плохом здоровье, а за право покрасоваться перед публикой стишками чуть ли не в рукопашную вступают. Как хотите, а у Твардовского позиция комсомольца тридцатых годов, который дышал со страной в едином ритме работы, а не качался на пьедестале, камланя в микрофон.
Для Твардовского словесная эквилибристика Вознесенского выглядела игрулькой, от которой поэзия страдала. Отбрасывая мишуру, - острота тематики, проблемы с цензурой, - он зрел в корень. Судя по дневниковым записям, Твардовский замышлял статью о современной поэзии, собираясь рассматривать только ее язык и с точки зрения языка неожиданно сблизить Вознесенского с Софроновым ( ), а Евтушенко с также пытающимся «не отстать от века» «автоматчиком партии» Грибачевым ( ).
Имел ли Твардовский право на личное мнение? Безусловно. Но штука в чем, - он ведь возглавлял журнал. «Новый мир» был рупором общественной мысли, но тамошний отдел поэзии хромал, поскольку редактор отказывал в публикации самым актуальным стихотворцам. В результате и стихи Пастернака из «Доктора Живаго» и знаковые вещи Вознесенского появились в «Знамени» «ретроградного» Вадима Кожевникова ( ).
Редактор отдела поэзии Софья Караганова вспоминала, как пыталась не раз и не два протолкнуть в журнал стихи Вознесенского. Все упиралось в вердикт Твардовского «Я в него не верю».
Были высказывания и определеннее: «Не печатаю Вознесенского, потому что, если меня на улице спросят — о чем это, я ответить не смогу»…
На страницах «Нового мира» если и появлялось имя Вознесенского, то в контексте статьи «За поэтическую активность» (№1 за 1961 год), авторы которой обнаружили у поэта недостаток «серьезного и глубоко чувства» усугубленное «внешней игрой слов». Кто, кстати, авторы? Критики Меньшутин и Синявский. Да-да, тот самый Синявский. Как все неоднозначно в литературе тех времен. Замшелый Кожевников печатает играющего в либерализм Вознесенского, а либералы фырчат.
Один из визитов Вознесенского в «Новый мир» запомнил Владимир Лакшин. 18 февраля 1964 он заносит в дневник:
«Александр Трифонович говорил с ним спокойно, с улыбкой, но, по существу, жестко. «Вам, выходит, не о чем писать. И потом: вы ушиблены звукописью. Если у вас идет «католический», то в следующей строке непременно жди рифму «калиткой». А ведь звукопись – лишь одно из малых средств поэзии».
Вознесенский возражал: «Ну неужели вы здесь ничего не видите?.. Я думал, уж эти стихи вам понравятся, оттого и принес. Простите, я буду хвалить свой товар. (И он процитировал что-то вроде – «земля летит яйцом…») Что, плохо?»
«Плохо, – рубил Твардовский. – И потом, это не ваше добро, это от Пастернака, его «соединение далековатых понятий», Вселенной, к примеру, и домашнего уюта».
Андрей ушел разобиженный. Я старался как-то смягчить характер беседы, что-то похвалить, выделить какие-то строчки, но Твардовский меня не слушал».
АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ
У Твардовского было развито эстетическое чутье в плане соблюдения человеческих принципов. Он всегда держал в виду банальное: «Не бей лежачего, а помоги встать». Когда у Вознесенского наступил тяжелый простой, ему начали срезать публикации с выступлениями, Твардовский протянул ему руку помощи. В седьмом номере «Нового мира» за 1969 год, наконец, появилась лирическая подборка Вознесенского.
Самому Твардовскому оставалось редакторствовать меньше года.
К чести шестидесятников, они сохранили благодарную память о поэте, который их костерил. Вознесенский посвятил его памяти стихотворение «Пел Твардовский в ночной Флоренции...», которое я не привожу, ибо для формата блога оно длинное.
Комментарии (0)