Олег Даль в роли Зилова
Александр Вампилов чуть-чуть не дожил до всероссийской славы и вряд ли предполагал, что станет одним из главных драматургов не только советского пространства, но и постсоветского. До сих пор Вампилова ставят активно, его герои не потеряли актуальности, а если учесть, что произведения иркутского парня вовсе не ориентированы на сказочную, культурологическую реальность, как у Шварца – Горина, востребованность Вампилова кажется тревожным симптомом. Она свидетельствует, что мы находимся в прежних точках, не в силах преодолеть проблемы полувековой давности.
А ведь когда Вампилов появился, многие даже не поняли – о чём это он?
В задержке драматурга на пути к зрителю принято винить цензурные препоны. На деле проблема была шире – слишком уж резко и неожиданно выпрыгнул из иркутской щели провинциальный журналист. Выпрыгнул совсем некстати, страна отмечала 50-летие Октября и готовилась к 100-летию Ленина, а тут какая-то история про лабуха, у которого объявился старший сын. Цензура - цензурой, но больше всего времени убил Вампилов окучивая пороги столичных театров. Георгий Товстоногов, Олег Табаков, Олег Ефремов, Юрий Любимов – вот эти люди с трудом привыкали к его драматургии, годами кормили завтраками. Ефремов позже скажет:
«Очень распространено мнение, что пьесам Вампилова мешали только некоторые не в меру ретивые чиновники. К сожалению, мешали и стереотипно устроенные наши собственные мозги, наше, художников театра, сознание того, что все истины уже известны. Стандартность театрального мышления сильнее всего сказалась в истории с «Утиной охотой». Наши отношения с лучшей пьесой Вампилова — поучительный урок. Когда пьеса была напечатана, возникло долгое молчание. У критиков не нашлось ни одного слова, чтобы объяснить природу появления такого персонажа, как Зилов. Тогда на сцену пришел Чешков (герой пьесы Дворецкого «Человек со стороны», - прим. авт.), и все охотно и вполне справедливо занялись дискуссией о характере «делового человека». Странный и «безнравственный» герой «Утиной охоты», предложенный обществу для осмысления, даже не был принят в расчет. Его, Зилова, психологический опыт казался какой-то чудовищной аномалией».
Пройдет всего пара лет и Зилов станет героем эпохи, ярчайшим выразителем эры безвременья.
И тогда к его образу обратятся сразу два актера, олицетворяющие интеллигенцию 1970-ых – Олег Даль (смотри записи по тегу ) в фильме «Отпуск в сентябре» и Андрей Мягков во мхатовском спектакле, поставленном Ефремовым. О Мягкове мы будем говорить много и подробно в дальнейшем ( ).
Сейчас же о Дале.
Но по большей части о Зилове.
Экранизировав пьесу Вампилова «Старший сын» (1975), режиссер Виталий Мельников взялся за «Утиную охоту» (1979). Чтобы его запустили, он представил руководству будущий фильм как антиалкогольную драму с говорящим названием «Пока не поздно». Также он до последнего затягивал утверждение актера на главную роль. По словам Мельникова, Зилова он видел только в образе Даля, но «если раскроешь кандидатуру Зилова, то раскроешь и всю идеологию будущего фильма. Лучше это делать в самую последнюю очередь».
Что же за образ воплотил на экране Даль, явив еще одну заявку на бессмертие?
Инженер Виктор Зилов просиживает штаны в отделе технической информации. Он женат шесть лет, получил от института квартиру, но звонок неблагополучия Вампилов дает уже в ремарке, описывающей внешность сего индивида:
«Зилову около тридцати лет, он довольно высок, крепкого сложения; в его походке, жестах, манере говорить много свободы, происходящей от уверенности в своей физической полноценности. В то же время и в походке, и в жестах, и в разговоре у него сквозят некие небрежность и скука, происхождение которых невозможно определить с первого взгляда…»
На Зилова давит сама реальность, где он не чувствует своей нужности, не знает чем себя занять. Для 1968 года (когда появился первый вариант «Утиной охоты») открытие такого героя - целая революция. Прежде он был в советской драматургии просто невозможен. И не из-за цензуры, для него не существовало предпосылок. Страна проводила индустриализацию, воевала, пережила новое увлечение хорошим Лениным против плохого Сталина. Впереди маячила перспектива коммунизма, который Хрущев обещал к 1980-му году.
И вдруг, ближе к 1970-ым, все начало схлопываться.
Разговаривая о Лаевском, мы заметили, что Чехов делал ставку на развитие этого персонажа к уму и порядочности с ростом социальных условий ( ).
Ну вот, шестьдесят лет спустя Лаевский – Зилов не нуждается в деньгах, не вылезает из кафе «Незабудка», живет в собственной квартире. И… также треплет окружающим нервы, страдая нешуточно. Да и сфера его интересов не изменилась – бабы с водкой.
Концепция Чехова потерпела крах, ибо выяснилось, что социальные условия человеческую природу, увы, меняют не радикально. Они могут ее подкорректировать, смягчить, но качественного скачка не будет.
С обывательской точки зрения у Зилова все в ажуре. Знакомые удивляются: «Да что же все-таки случилось? В чем дело?.. Чем ты недоволен? Чего тебе не хватает? Молодой, здоровый, работа у тебя есть, квартира, женщины тебя любят. Живи да радуйся. Чего тебе еще надо?»
Что может ответить на это Зилов?
Попытка исповеди сделана в тот момент, когда Зилов понимает, - жена, устав от его загулов, готова уйти.
«Ты права, мне все безразлично, все на свете. Что со мной делается, я не знаю… Не знаю… Неужели у меня нет сердца?.. Да, да, у меня нет ничего — только ты, сегодня я это понял, ты слышишь? Что у меня есть, кроме тебя?.. Друзья? Нет у меня никаких друзей… Женщины?.. Да, они были, но зачем? Они мне не нужны, поверь мне… А что еще? Работа моя, что ли! Боже мой! Да пойми ты меня, разве можно все это принимать близко к сердцу! Я один, один, ничего у меня в жизни нет, кроме тебя. Помоги мне! Без тебя мне крышка… Уедем куда-нибудь! Начнем сначала, уж не такие мы старые…»
Но и это иллюзия, самообман, ибо стоит на горизонте Зилова мелькнуть очередной юбке, как жена будет мгновенно забыта. К словам Зилова вообще надо подходить очень осторожно. На протяжении пьесы данный персонаж столько врет, изворачивается, лукавит, что слова его постепенно обесцениваются, и только поступки свидетельствуют - мальчик не напрасно кричит: «Волки!»
За Зилова отвечает автор, более, так сказать, разбирающийся, что к чему.
Дневниковая запись Вампилова гласит:
«Ничего нет страшнее духовного банкротства. Человек может быть гол, нищ, но если у него есть хоть какая-нибудь задрипанная идея, цель, надежда, мираж — все, начиная от намерения собрать лучший альбом марок и кончая грезами о бессмертии, — он еще человек и его существование имеет смысл. А вот так… Когда совсем пусто, совсем темно».
Миражом Зилова, которым он пытается декорировать пустоту, становится поездка на утиную охоту, хотя охотник из него никакой.
И сам Зилов – никакой.
Здесь мы подходим к очень важному моменту, пытаясь выяснить — о чём писал Вампилов и насколько правильно оказался прочитан.
Если Лаевского современная Чехову интеллигенция не приняла, то с Зиловым получилась вещь обратная — золотой цвет инженеров застоя начал ставить его на котурны, чуть ли не объявляя борцуном с режимом. В подавляющем большинстве трактовок, Зилов выламывается из среды чинуш, прилипал, пролаз, своим нежеланием приспосабливаться, ему не хватает чистого воздуха, он рвется на утиную охоту.
Гм…
Зададимся простым вопросом: вы видите Зилова в других социальных ролях? Я – нет. Кто такой Зилов? Непризнанный художник? Нет. Уволенный со службы за принципиальность милиционер? Нет. Может он в свободное время музицирует на кларнете в клубе железнодорожников? Нет. Выпиливает лобзиком, собирает марки, танцует, грезит о бессмертии? Четыре раза – нет. Может его гнетет опыт военного детства, или предала возлюбленная? Нет. Может он из униженных и оскорбленных? Нет.
Весь «бунт» героя «против системы» заключается в том, что традиционно упившись в хлам, он дает выход отрицательной энергии, начав говорить знакомым правду в глаза (попросту говоря, хамить). Такой бунт был давным-давно описан в юмористическом рассказике Аверченко «День человеческий», где герой говорил людям правду в глаза, и это приводило к массе забавных недоразумений ( . Десятилетия спустя подобный трюк повторил Вампилов и неожиданно сорвал аплодисменты: Зилов не может лицемерить, он говорит правду!
Существует еще одна трактовка «Утиной охоты» - мистическая. Зилов, мол, стремится на тот свет – рай, где можно пострелять уток – а возле него погуливает смерть в виде присланного траурного венка, заряженного ружья; официант «Незабудки» Дима выступает в качестве Харона, готового на утиную охоту (рай) сопроводить или мордобоем в нокаут отправить.
На самом деле, ни в одной сцене Вампилов не показал альтернативный для Зилова путь. Нигде не намечено перспективное направление его движения.
И возникает вопрос: а не является ли тоска Зилова следствием осознания им своей пустоты? В таком случае перед нами не драма человека, чьи таланты не находят спроса, а другая ипостась. Перед нами трагедия потребителя, обнаружившего, что на одном потреблении за горизонт не выйдешь, нужно делать качественный скачок к духовному развитию. А на каких резервах, когда все устаканилось до кормушек и потрахушек?
Еще раз вспомним Лаевского, которого Чехов наделил безденежьем и неопрятностью. Не то Зилов, этот страдает при деньгах и бабах. Зиловым быть легко, почему советская интеллигенция и растиражировала его образ. В самом деле, приятно опрокинуть рюмку водки, трахнуть молодую деваху, и при этом высоко о себе мыслить в стиле «Не я такой, жизнь такая». А ведь Зилов симпатичен именно отсутствием рисовки, в отличие от его адептов для которых рисовка стала второй натурой.
А Даль сыграл Зилова замечательно. Нервный, тонкий, худой, циничный, страдающий, лживый. Одна из лучших ролей в советском кино 1970-ых.
Как вспоминал Мельников:
«Он был этой ролью одержим! Я заметил, что в нем постоянно живет беспокойство. Какие-то звоночки-молоточки звенят-постукивают в нем, не дают покоя. …Он мог говорить о мелочах, шутить, отвлекаться, но он все равно оставался Зиловым. Как Зилов, тосковал, ждал отъезда на любимую утиную охоту и терзался неразрешимыми зиловскими проблемами. Такое длительное, постоянное напряжение – опасная вещь.
-Вот «развяжу», как Зилов! – шутливо грозился Олег».
Картина, в итоге получившая название «Отпуск в сентябре», вышла в телеэфир только восемь лет спустя.
Олегу оставалось жить всего нечего.
Впрочем, об этом мы еще поговорим.
Комментарии (0)