На исходе лета 1941 года покончила с собой Марина Ивановна Цветаева (род. 1892), поэтесса, смело позавидовавшая кончине, представьте себе, Есенина ( ).
Ага, прямо так и написала: «Брат по песенной беде —
Я завидую тебе».
Более того, внимание Цветаевой к Есенину появилось только после трагической гибели последнего.
При жизни Есенина меж ними главенствовало обоюдное равнодушие.
Познакомились еще в Петербурге, до революции. Выступали в одних и тех же салонах. В статье «Незабвенный вечер» Цветаева заострилась на факте, который Есенин пытался скрыть от окружающих и даже из собственного сознания вытравить, - дружбе с убийцей Урицкого Леонидом Каннегисером. «Лёня ездил к Есенину в деревню, Есенин в Петербурге от Лёни не выходил».
В октябре 1920 года, попавший под чекистскую облаву Есенин, после восьмидневного ареста, явился прямо к Марине Ивановне. Дочка Цветаевой Аля запомнила, как Сергей с порога, не чинясь, попросил кушать: «Восемь дней ничего не ел. Там даже воскресенья не празднуют, ни кусочка хлеба. Мне дали пол-яблока. Едва-едва вырвался».
Столкнулись за границей, когда Цветаева эмигрировала, а Есенин бегал по планете до упаду с Айседорой Дункан. Он мелькнул дерзким франтом у столиков берлинского кафе «Прагердиле», послав окружающих по матушке, а Цветаеву даже не заметив.
Это была их последняя встреча.
Еще в июле 1925 Цветаева замечает насчет Есенина в письме к Борису Пастернаку: «Не верю в него, не болею им, всегда чувство: как легко быть Есениным!» ( )
Есенин в представлении глодающих сухую корку эмигрантов, действительно, жил легко. Получал по высшим расценкам, за стихи его шла борьба журналов, а он пил да хулиганил. «Подумаешь, тоже работа, - беспечное это житье: подслушать у музыки что-то и выдать шутя за свое…» Пожалуй, одна из граней трагедии Есенина, - переизбыток сил, которые некуда девать. Я писал о том, как Есенину негде было жить, и не на что было жить, но давайте брать среднее арифметическое, а при среднем арифметическом те заработки, которые ему в карман сыпались, могли обустроить быт, приложи Сергей благоразумные усилия. Только вот рывок оказалось совершать не для чего, поэт предпочел уйти в вечность.
Сразу после самоубийства Есенина Цветаева приходит к выводу: «Умер от чего? Ни от чего: от ничего. … Пустота иногда полна звуками. Вот Есенин».
Но теперь он становится для нее актуальным.
ЦВЕТАЕВА С МУЖЕМ СЕРГЕЕМ ЭФРОНОМ
Уже в январе 1926 года, после смерти Сергея месяца не прошло, Цветаева задумывает поэму-реквием его памяти. К Пастернаку летит письмо с просьбой фактов.
«…час, день недели, число, название гостиницы, по возможности — номер. С вокзала — прямо в гостиницу? Подтвердите. По каким улицам с вокзала — в гостиницу? (Вид и название). Я Петербурга не знаю, мне нужно знать.
Еще: год рождения, по возможности — число и месяц. Были, наверное, подробные некрологи… Словом, все, что знаете и не знаете.
Внутреннюю линию — всю знаю, каждый жест — до последнего. И все возгласы, вслух и внутри. Все знаю, кроме, достоверности.
Поэма не должна быть в воздухе»
Никакие материалы, посланные Пастернаком, Цветаевой не помогли. Рождались лишь отдельные строки.
Брат по песенной беде —
Я завидую тебе.
Пусть хоть так она исполнится —
Помереть в отдельной комнате! —
Скольких лет моих? лет ста?
Каждодневная мечта.
Отдельной комнаты, как мы знаем, у Есенина отродясь не бывало, вся жизнь коммунально прошла.
Цветаевская мечта об отдельной комнате тоже не исполнится, жизнь пройдет не просто на людском ветру, а во враждебном людском сквознячке и всё петлей закончится, только не в комфортабельном номере «Англетера», а в елабужском сарае ( ).
Есть и еще строки, где звучит все тот же мотив суицидный, роднящий Марину и Сережу.
И не жалость: мало жил,
И не горечь: мало дал.
Много жил — кто в наши жил
Дни: всё дал, — кто песню дал.
Жить (конечно не новей
Смерти!) жилам вопреки.
Для чего-нибудь да есть —
Потолочные крюки.
Выходя из круга самоубийственной темы, Марина Ивановна демонстрировала порой непонимание Сергея. В 1932 вышла статья «Поэт и время», где она сетовала, что Есенин запоздал родиться на десять лет. Мол, появись он раньше, и пели бы в народе Есенина, а не Демьяна Бедного. Ладно, в будущее не заглянешь, - Цветаева не могла знать, насколько короток век поэзии Демьяна, и насколько протяжен есенинский путь. Но и насчет «запоздал родиться» ошиблась, - технический лоск Есенину придал серебряный век, а на уровень поэтического космоса вывела революция. Родись он на десять лет раньше, утонул бы в Суриковском кружке, став автором тройки народных песен, подобно Прохору Горохову ( ).
Вновь тема самоубийства Есенина встала в поэзии Цветаевой с новой силой, когда в апреле 1930-го застрелился Маяковский. На гибель его Марина Ивановна откликнулась стихотворением «Маяковскому», представляя встречу двух самоубийц, лютых соперников при жизни Есенина и Маяковского на том свете.
Всего через десять с небольшим лет она к ним присоединится.
Книги всех троих нынче стоят рядом на полках библиотек.
Комментарии (0)