13 мая 1829 года Александр Пушкин первый раз просил руки Натальи Гончаровой. Невесте еще не исполнилось семнадцати лет.
Гончаровой история щедро отсыпала на орехи. Обвинять в смерти поэта ее принялись, когда тело Пушкина еще не остыло, а крен к оправданию наметился только ближе к нашему времени.
Особенно громко звучали голоса двух обвинительниц — Ахматовой и Цветаевой, не иначе как зрящих на месте пушкинской жены себя.
Вот об этом и поговорим.
Фаина Раневская свидетельствует:
«Ахматова не любила двух женщин. Когда о них заходил разговор, она негодовала. Это Наталья Николаевна Пушкина и Любовь Дмитриевна Блок. Про Пушкину она даже говорила, что та — агент Дантеса…»
Не только говорила, но и писала. В незаконченной работе «Гибель Пушкина» Ахматова раздала всем по серьгам, обвинив в гибели его и ближайший круг, и царя-батюшку, и жену.
«Мы имеем право смотреть на Наталью Николаевну как на сообщницу Геккернов в преддуэльной истории. Без её активной помощи Геккерны были бы бессильны».
«Пушкин не имел ни малейшего влияния на жену, …она делала всё, что хотела, никак и ни с кем не считалась: разоряла, мешала душевному спокойствию, не пустила к себе его умирающую мать, привела в дом своих сестёр, нанимала дорогие дачи и квартиры, забывала его адрес, когда он уезжал, и без устали повествовала о своих победах...».
В устных высказываниях Анна Андреевна была еще более резка.
Лидия Чуковская заносит в дневник:
«Рассказала мне также о дневнике Александрины (сестры Гончаровой, - прим. авт.), найденном в Австрии во время войны.
Из него явствует, что Наталия Николаевна виделась с Дантесом, уже сделавшись Ланской.
– Конечно, она в ту пору была уже старая толстая бабища, так что никакие зефиры и амуры тут ни при чем. Ей просто захотелось дружески побеседовать с человеком, который убил ее мужа и оставил сиротами ее четверых детей».
В наше время выплыла аудиозапись Ахматовой, где она дает волю чувствам. Прежде мы могли судить об этом разговоре только по воспоминаниям Софьи Богатыревой:
«Мы услышали, страстную, полную обиды и ревности речь Анны Ахматовой о Пушкине и его семейной жизни.
Отстраненности и равнодушия как ни бывало. Королева исчезла. Ее сменила оскорбленная в своей любви женщина, которой предпочли недостойную соперницу. Обвинения сыпались на голову Натальи Николаевны: «ничтожная, скучная, пустая»; «транжирила деньги безобразно»; «оторвать ее от балов было невозможно»; «стоило Пушкину уехать, как она тут же забывала его адрес»; «запас пошлости неисчерпаемый, на смертном одре и то говорила пошлости»; «мать никакая» и даже – не так уж хороша собой!»
Если претензии Ахматовой вышли довольно таки приземленного толка, опускаясь чуть ли не на уровень сплетен «одна баба сказала, что жена Пушкина новое платье купила, а он опять работай», то поэтесса несколько иного склада Цветаева мыслила масштабами планетарными с уклоном в математику.
В 1916 она посвятила Натали стихотворение:
Счастие или грусть —
Ничего не знать наизусть,
В пышной тальме катать бобровой,
Сердце Пушкина теребить в руках,
И прослыть в веках —
Длиннобровой,
Ни к кому не суровой —
Гончаровой.
Сон или смертный грех —
Быть как шёлк, как пух, как мех,
И, не слыша стиха литого,
Процветать себе без морщин на лбу.
Если грустно — кусать губу
И потом, в гробу,
Вспоминать — Ланского.
Статья Цветаевой «Наталья Гончарова» посвящена праправнучке брата Натали, художнице. Но особое внимание поэтесса уделила делам стародавним, пушкинским, препарируя дальнюю родственницу своей конфидентки. Цветаева делает Наталью ни много, ни мало, символом пустоты.
Именно оттуда пошло гулять по белу свету:
«Было в ней одно: красавица. Только — красавица, просто — красавица, без корректива ума, души, сердца, дара. Голая красота, разящая, как меч».
И дальше:
«Гончарова просто роковая женщина, то пустое место, вокруг которого сталкиваются все силы и страсти. Смертоносное место - как Елена Троянская повод, а не причина войны, так и Гончарова - не причина, а повод смерти Пушкина, с колыбели предначертанной. Тяга Пушкина к Гончаровой - это тяга гения к нулю. Он хотел нуль, потому что сам был все. А судьба выбрала самое простое и верное орудие смерти – красавицу».
То есть, и по Цветаевой Гончарова выступает как виновница смерти Пушкина, безропотное орудие злых сил. Так автор труда с интимным названием «Мой Пушкин» отстаивает свое и только свое женское на него право.
Как верно заметит поэт Владимир Торопыгин:
Цветаева скажет через столетье,
Щемяще и гордо скажет: - Мой Пушкин!-
Как будто жила с ним одною семьёю.
А всем известно, что Гончарова
Такое ни разу не говорила…
Но женский максимализм Ахматовой и Цветаевой хотя бы объясним.
Другое дело, когда с обвинениями на Гончарову набрасывались советские поэты-мужчины.
Тут начинался совсем уж дикий треш и грандиозная подмена понятий.
И об этом мы поговорим в следующий раз.
Комментарии (5)