Обратная сторона стены: Как выглядят изнутри российские тюрьмы

Фотографы Денис Тарасов и Фёдор Телков три года снимали российские исправительные колонии и показали жизнь по ту сторону колючей проволоки.

Фёдор Телков
29 лет

Родился в Нижнем Тагиле, живёт в Екатеринбурге. Член Союза фотохудожников России. Лауреат различных конкурсов и участник международных биеннале, в том числе Open Border Festival (Голландия), FotoFest 12 (США) и PhotoVisa (Россия). Публиковался в GEO, «Русском репортёре», Port, Forbes, Life Force Magazine, Rolling Stone, Foto & Video, The New Times, Calvert, Colta, BBC.

Сайт

Денис Тарасов
44 года

Родился в Свердловске (Екатеринбург). Член Союза фотохудожников России. Лауреат различных конкурсов и участник международных биеннале, в том числе победитель фотоконкурса «Волжское фотобиеннале 2010» в Нижнем Новгороде. Фотографии находятся в музейных и частных коллекциях.

Сайт

Три года екатеринбургские фотографы Денис Тарасов и Фёдор Телков исследовали закрытый для постороннего взгляда мир зоны. Им довелось снимать страшных преступников, осуждённых на пожизненное заключение, и обычных людей, однажды оступившихся в жизни. Они побывали и в детских, и в женских колониях; работали в музеях и архивах с подлинными делами самых громких преступлений прошлого, записывали интервью с освободившимися заключёнными. В результате получилась история о преступлении и наказании, о свободе и конформизме, о природе зла, которое не имеет временных границ и коренится в душе человека.

Преступный мир жесток и бесчеловечен. Многие заключённые говорят о времени, проведённом в колонии, как о кошмарном периоде своей жизни. «Веры в людей у меня стало гораздо меньше», — признаётся один из них. Но способность человека выжить в самых сложных обстоятельствах не знает пределов. Женщины всё равно остаются женщинами: даже облачившись в тюремные фуфайки, они рожают детей и мечтают о счастье.

Оказывается, что совсем не для каждого человека свобода является безусловной ценностью. Колония даёт возможность закончить образование, получить профессию, что увеличивает шансы на социальную реабилитацию. Предсказуемый распорядок в колонии для многих предпочтительнее пугающей неопределённости по ту сторону стены, и заключённые говорят о тюрьме как о хорошей школе жизни и даже как о доме. «Человек есть существо ко всему привыкающее, и, я думаю, это самое лучшее его определение», — считал Фёдор Достоевский, на своём личном опыте знавший про каторгу. Такие открытия заставляют иначе посмотреть не столько на тюрьму, сколько на общество в целом.

Предсказуемый распорядок в колонии для многих предпочтительнее пугающей неопределённости по ту сторону стены.

Мир с «обратной стороны стены» лишь иллюзорно ограждён колючей проволокой. В действительности он является частью общества, его границы проницаемы. История человечества — история преступлений. Убийцы и их жертвы — чьи-то дети, друзья, коллеги, они учатся в одних школах, ходят по одним улицам, живут в одних домах. Никто и нигде не может чувствовать себя в безопасности, поскольку зло и порок — в природе человека.

Предметы ниже представлены в музее СИЗО-1 в Екатеринбурге. Музей находится на территории учреждения, поэтому увидеть экспонаты могут лишь сотрудники и особые гости.

Один из самых старых корпусов тюрьмы начал строиться ещё в 1928 году и является памятником архитектуры. На сегодняшний день в СИЗО-1 около 400 камер, в которых живут несколько тысяч человек. Одновременно учреждение является пересыльной тюрьмой, одной из самых крупных в России. До отмены смертной казни в изоляторе исполняли смертные приговоры.

Наряду со взрослыми, в СИЗО-1 содержатся и несовершеннолетние. Хозобслуга учреждения состоит из осуждённых общего режима.

Самодельное холодное оружие из строительной арматуры.

Книга для хранения запрещённых предметов.

Игральные карты с эротикой.

Муляж гранаты из хлеба.

Бронежилет, изготовленный из мешков и рюкзаков, в отсеках — поваренная соль. Вес 26 кг.

Самодельный нож из линейки.

Самодельное радио.

Шариковая ручка, в которую вмонтирован нож.

Самодельные нунчаку.

Устройство для нанесения татуировок, сделанное из электробритвы.

Записка, обнаруженная в папиросе.

«Гера , привет. Болею, попросила, чтоб съездила мать и кое-что купила. Первой высылаю тебе. Будем ждать суд и будем писать жалобы. «Яблоко» тоже хлопочут. Пиши, что узнаешь, всё напишем. Дома все. Деревня в восторге»

Люди в колонии превращаются в единицы, их личность стирается. Откровенно поговорить там практически невозможно. Для того чтобы узнать больше о жизни в колонии, пришлось пообщаться с людьми на свободе — теми, кто вышел и смог адаптироваться к новой жизни. Для того чтобы найти героев, фотографы обратились в региональный общественный фонд Свердловской области «Новая жизнь», который оказывает помощь осуждённым и освободившимся. Он организован женщинами, бывшими в заключении.

Многие из опрошенных пожелали остаться неизвестными. В данном материале фотографии из женской колонии ИК-6 сопровождаются рассказами тех, кто провел в ней от 2 до 13 лет. Это женщины, совершившие разные преступления: от употребления наркотиков до убийства.

Люди в колонии превращаются в единицы, их личность стирается.

Вера, провела в заключении 13 лет:

— Я освободилась летом. У меня были только босоножки, юбка, футболка и 200 рублей — остатки от той суммы, которую я получила на выходе. Я пошла в магазин, и мне надо было понять, что купить: или белье, или зубную щётку, или шампунь. А надо было всё. Я помню, как держу эти деньги, стою в магазине, и у меня слёзы текут. Меня не было десять лет, а я ведь ещё молодая, и всё вокруг такое красивое. Вообще всё стало намного красивее. Когда я садилась, было очень серо и люди так красиво не одевались. Тогда я так ничего и не купила. Только через месяцев пять у меня появилась первая помада. Такие мелочи оказались очень значимыми.

Юля, социальный работник, провела в заключении 7 лет:

— Главная сложность после выхода из тюрьмы состоит в том, что ты не понимаешь людей, а люди не понимают тебя. После освобождения я много времени просто молчала и наблюдала за жизнью. Я не знала, как положить деньги на телефон, да и сам сотовый я никогда в жизни не видела. Когда-то (ещё в школе, на информатике) я видела компьютер, но это был ещё Pentium 1. Когда меня посадили, были пейджеры и видеомагнитофоны. Торговых центров я тоже никогда не видела, эскалаторов, автоматических дверей. Я даже через дорогу боялась переходить — машины меня пугали. Освобождение — это будто ты только вылупился и никогда не жил свете до этого — заново начинаешь учиться всему. Конечно дома тебя накормят, оденут, но этого мало.

Олеся, гравёр, провела в заключении 7 лет:

— Система, которая сейчас есть, конечно, карательная. Люди и так приходят в тюрьмы без образования, зачастую в молодом возрасте, а выходят вообще никому не нужные. И люди выходили бы на свободу быстрее, если бы не странные порядки внутри. Например, щипчики для бровей — это нарушение, хотя любая женщина хочет выглядеть хорошо. Таблетка от зубной боли — нарушение. Вот я, например, понимаю, что у меня может заболеть зуб. Поскольку стоматолога в колонии нет, нужно где-то добыть таблетку. Пойти и выпросить сейчас, сделать вид будто съела, а самой припрятать. А тут проверка: находят — записывают как нарушение. Я из-за этого по УДО (условно-досрочное освобождение. — Прим. ред.) не пошла. У меня нашли четвертиночку таблетки и сказали: «Это нарушение, сиди».

Ирина, менеджер, провела в заключении 5 лет:

— В колонии я ни с кем не дружила, но общаться, конечно, с кем-то нужно было. Все разговоры там — о прошлых криминальных делах или о личной жизни. Некоторые живут в колонии парами, как обычная семья, и даже освобождаясь, продолжают жить вместе. Это происходит, потому что женщинам не хватает тепла, им нужно о ком-то заботиться. Но я не представляю себя рядом с женщиной. Я им всегда говорила: «У вас по году срока, а вы тут начинаете. Это вы так трахаться хотите?» Причём есть такие, к которым на свиданки приезжают мужья, после чего в колонии начинаются разборки: «Ты мне изменила». На это было просто дико смотреть.

«Чёрный Беркут»

Исправительная колония 56, или «Чёрный Беркут», — место, где отбывают наказание осуждённые за особо тяжкие преступления. В ней в одном из самых строгих режимов в России содержатся 260 убийц. Колония находится на Северном Урале в 615 километрах от Екатеринбурга, в посёлке Лозьвинский, среди бескрайней тайги. В СССР это была единственная тюрьма, где находились заключённые, ожидающие исполнения смертной казни. В 93-м году на смертную казнь был введён мораторий, и все заключённые «Чёрного Беркута» поделились на две группы: те, которым высшую меру наказания заменили на 25 лет, и те, кто получил пожизненный срок. В России есть ещё четыре колонии, где отбывают пожизненное заключение, но 56-я считается лучшей по условиям содержания.

Пожизненно осуждённые сидят в камерах по одному или по двое. Двадцать три часа в сутки они находятся в четырёх стенах, один час — это прогулка в специальном помещении без крыши. Спят заключённые при включённом свете, днём лежать на кровати нельзя — разрешается только сидеть. Можно читать книги или писать письма. Телевизора нет, работать нельзя, канализации тоже нет, вместо неё ведро, баня раз в неделю. Чтобы сотрудники колонии понимали, что за люди находятся в камерах, им каждое утро зачитывают состав преступлений заключённых. Также на камерах «пожизненников» висят таблички, на которых написаны преступления, которые они совершили.

Осуждённые на 25 лет живут в бараках, имеют возможность общаться с близкими, получать от них посылки, а также работать на подсобном хозяйстве.

Начальник колонии, полковник внутренней службы Субхан Дадашов, на посту уже 30 лет. Это больше, чем длительный срок заключения. В личной беседе он сказал, что без замедления вернул бы смертную казнь, объяснив это тем, что случайных людей здесь нет и жалеть здесь некого.

Чтобы сотрудники колонии понимали, что за люди находятся в камерах, им каждое утро зачитывают состав преступлений заключённых.