Здравствуйте, меня зовут Стефан, мне 23 года. Я уже выкладывал один пост в этом сообществе о путешествии по Марокко. Многим он понравился, чему я искренне рад. Поэтому я решил поделиться с Вами, дорогой читатель, рассказом о том, как я встретился с марокканским султаном, который оказался наркобароном, 5 октября 2015 года. Надеюсь, он вызовет у Вас не меньше положительных эмоций от атмосферы этой поистине удивительной страны.
Мне снился сон, это был неспокойный сон смятения. Мне виделось смуглое морщинистое лицо в сумеречной Медине Танжера, карие глаза, устремленные куда-то вглубь меня и кривозубая улыбка, но человека будто бы и не было, лишь силуэт джеллабы на стене.
Проснувшись поутру, я вышел в пустой город, не зная ни времени (у меня украли мобильник), ни места, где я нахожусь. Должен ли я ехать дальше вглубь загадочного и пугающего Марокко или лучше вернуться в солнечную беззаботную Испанию? Странное чувство сомнения засело в моей голове, казалось, Марокко совсем не такой, каким я его видел прошлой ночью. Решив продолжить свой путь на юг, вглубь страны, на Шефшауэн, я не ошибся — Марокко предстал в совершено ином обличии.
Долго я бродил по улицам Танжера, пока не вышел из туристической зоны. Будто некая невидимая преграда отделяла Марокко вымышленный, туристический от Марокко настоящего, живого.
— Где можно найти магазин, чтобы поесть дёшево? — настаивая на последнем слове, спрашивал я у прохожих.
Видимо, слово «дёшево» и мое белое лицо никак не могли сойтись в голове моих собеседников, что вводило их в крайний ступор, заставляя показывать мне совершенно разные направления.
После долгих поисков мне, наконец-то, удалось найти желаемое. В магазине закупались седовласые французы. С французской пенсией жизнь здесь — королевское наслаждение, сопровождаемое соответствующим раболепием в обращении и высоким достатком (тот же, что во Франции именуется средним). Как только в магазине появляется белое лицо, на смуглых лицах выступают жемчужная улыбка в тридцать два зуба (у кого и поменьше). Работники отвешивают поклоны и реверансы каждому белому господину. Оно и понятно, цены здесь были европейские — мне пришлось продолжить мои поиски.
Оказавшись на вокзале Танжера, мне объяснили путь на Шефшауэн автостопом. Но уточнив путь у милиционера, меня с твердой уверенностью заверили, что автостоп здесь не работает и меня никто не возьмет. Здесь явно было, что-то не так.
— Там, куда вы идете, ничего нет, — заверяли меня прохожие. Чувствовалось некое сопротивление в моих попытках найти, чем живут местные.
Небо было покрыто какой-то прозрачной пеленой. Солнце расплывалось неясным белым пятном. Недалеко от вокзала земля оказалась выжженной, серой. Трупы крыс валялись на земле. Арабские дети игрались с покрышками, а где-то вдалеке, за городом, от холма, словно змея, вилась коричневая струя дыма. По рассказам местного, так в Марокко утилизируют мусор. Мне сразу стала ясна причина нависающей над городом пелены.
В тени дерева возле дороги сидели двое: мужчина лет тридцати и старик с белой бородкой и красной феской на голове. Было ужасно жарко.
— Пить — жестом показал я. Словно на какой-то пружине, старик подскочил, убежал в сторону и скрылся за высокой стеной из бетонных плит сверху присыпанных битым стеклом. Через минуту худое тело старика высунулось обратно, он споласкивал кружку у меня на виду. Подойдя ко мне, он сполоснул кружку еще раз, налил и дал мне. Я жадно глотал один стакан за другим, пытаясь утолить жажду.
— Шукран — поблагодарил я их.
Я шел, передо мной открывался мир живого Марокко. Ни одного туриста не встречалось на моем пути. Я вошел в город. Настоящий марокканский город.
Куда-то вглубь тянулась узкая улочка, словно нить Ариадны уводя в лабиринт нескончаемых разноэтажных зданий. Первый этаж, где находились все лавки и мастерские, вдавлен внутрь всего здания. Стены и двери, раскрашены в разные цвета и расписаны узорами. Маленькие квадратные окошечки накрыты ажурными решётками. Здесь я не встретил привычных красок развитого цивилизованного общества: серого и асфальтового, вместо этого все оттенки песочного, описать, которые смог бы только местный язык. Характерные архитектурные особенности не позволяют попасть в город прямому лучу солнца — это создает освежающую прохладу, но, как и в туристическом центре Танжера, здешние улицы грязны, не ухожены и забросаны мусором.
Дети, оглядывались, смущенно улыбаясь или наоборот задорно, удивляясь, невиданному, — в городе был блондин. Войдя в первую же лавку, я купил хлеба за один дирхам и воду за шесть. Сев рядом с магазином я стал поглощать мой скромный завтрак. Вдруг, из дверного проема лавки появилась рука, а в ней молоко. Я только успел сказать: «шукран», как вслед за молоком появилась «Данон». «Непросроченное» — внимательно всмотрелся я в дату, они отдали мне свежие продукты, хотя я даже не просил. Я ел, прохожие дети показывали на меня пальцем и улыбались. Больше всего мне запомнился маленький негритенок, — с широко открытыми жемчужными белками глаз и такой же белой и широкой улыбкой, я улыбнулся ему в ответ. Меня окружал другой мир — добрый и гостеприимный.
В мастерской обуви, вместо витрины используется дверь, где вывешены разноцветные сандалии и марокканские туфли без задников с заостренными носами. За сто дирхам улыбчивый араб изготавливает их на месте. Здесь не торгуются и платят за работу. Марокканские штаны за сорок дирхам, такие легкие, что первое время в безветрие испытываешь неловкое ощущение, будто на тебе вовсе ничего и нет. За гроши тут можно купить все, что пытаются втюхать наивным туристам матерые марокканские жулики Танжера.
Ко мне подходят местные, чтобы помочь, ненавязчиво спрашивают, не заблудился ли я.
-Я путешественник, а не турист — гордо отвечаю я. С пониманием или опаской, что это может быть заразно, они уходили. Контраст между тем, что я видел сегодня и произошедшим вчера (ссылка на первую часть) поражал, порождая много «почему» в моей голове.
В одном из маленьких лавок, двое за швейными станками вышивали ковры и занавески. Вместо обоев все те же ковры и занавески. Наклонившись с другой стороны станка мавр пытается убедить торговца, что цена за его занавески слишком высока и надо бы скинуть. Две покорные женщины с густыми бровями и овальными лицами, укутанные в абаи, напоминающие русские матрешки в восточном стиле, мерно кивая подтверждают слова своего хозяина мужа.
Рядом с развалинами, на узкой улочке передо мной, вырос базарчик, составленный, словно детский конструктор из пластмассовых ящиков и разноцветных зонтиков. Желтые, красные, оранжевые цвета залили шаткие деревянные прилавки: бананы, яблоки и мандарины. Мешки картошки валялись прямо под ногами. Рядом, какой-то торговец рыбы сливает отходы прямо под ноги прохожим. Невольно приходится перепрыгивать лужи помоев. Можно только представить зловонность запахов, просыпающихся тут летом.
Выйдя из марокканского квартала, хорошенько прогулявшись, я преобразился, а вместе со мной и Мир. Никто не кричит, не обращает на меня внимания. На мне были черная свободная джеллаба расшитая серебряными нитями, марокканские штаны и сандалии. Ветер гулял по моему телу, чтобы его поумерить, мне пришлось закинуть на плечи мой походный рюкзак.
На окружной, я подошел к регулировщику с усами, в белой фуражке, в голубой рубашке, с бляшкой на ремне и черными штанами со стрелочкой. Этакий — дядя Степа.
-Как это нет денег, почему? — забеспокоился он.
-Украли — изображал я досаду, чтобы не шокировать дядю милиционера.
Он указал мне место для автостопа.
Со знакомым возгласом ко мне подкатил таксист, маня обеими руками. Отмахнувшись, он нагло проигнорировал своих соотечественников, но получив от меня отказ, уехал, поджав бампер.
Недолго мне пришлось махать, выставленной ладонью руки, то вверх, то вниз (именно такой знак используется в Марокко для автостопа). Остановилась первая же машина после такси. Будто с давним родственником со мной не поздоровались, и, выхватив у меня сумку, просто запихали ее в багажник, а меня на заднее сиденье старенького ауди. Я тут же вспомнил, как в детстве дедушка катал меня на своем запорожце. Мы ехали под громкие звуки восточной музыки, шум ветра и болтовню двух арабов. Они были крайне не любопытны, поэтому мы молчали. Зловонный запах проникал в окно машины — вонь сжигаемого мусора, распространялась по всей автостраде.
Въехав в центр Тетуана, по-прежнему не произнося ни слова, они выгрузили мой рюкзак, помахав мне рукой в прощальном жесте.
Этот город явно касалась длань европейская, это видно по многоэтажным зданиям и наличию серого цвета. Многие здания потемнели и пожелтели от городской пыли. Многие разрушены. Двери заколоченного дома завешивает красный марокканский флаг с пятиконечной звездой. Проглядывается странная особенность, похоже, что в каждом городе такси имеет свой особенный цвет. Здесь он был синий. Выйдя из-за стен многоэтажных зданий, передо мной выросли остроконечные холмы, усыпанные белыми кубиками — это был окраины, каких много.
Все было спокойно, но не знал я, где окажусь в следующий час.
Как и в первый раз, автостоп не заставил себя ждать. Только я выставил руку с табличкой «Шефшауэн», как уже сидел в машине с тремя молодыми черногвардейцами по направлению в голубой город.
К сожалению, у меня не осталось фото от удивительного города Шафшауэна, да простит меня за это читатель, но и Шафшауэна я не увидел, но если только, дорогой читатель, вы продолжите читать, причина такого досадного упущения станет Вам очевидна.
На въезде в город к нам в машину подсел Сулейман Крысоголовый, Рожа у него была такая… противная, явно крысиная и повадки, те же, но веяло от него совсем не сыром, не канализацией и не мышьяком. Причина по которой он оказался в машине, мне была не известна. Он показывал нам дорогу, куда-то вглубь Шефшауэна. Куда — я не знал.
Мы поднимались на вершину холма, откуда открывался вид на город, будто небосвод спустился на землю и мы все впятером оказались на нем. Все напоминало мне описания рая, будто в попытках обмануть Бога люди окрасили все в цвет неба. Дети и женщины в голубых абаях играли роль ангелов, резвясь между голубо-белых стен города. Весь этот вид, придавал городу какую-то невинность, спокойствие и умиротворённость. Тяжело было представить себе, что люди, каждый день смотрящие на мир, окрашенные в такие яркие краски, могут быть грешны.
Наш крысиный апостол вел нас по голубому лабиринту, из которого, без его помощи, нам явно было не выбраться. Нам отворили дверь, поднявшись по серпантинной лестнице, мы оказались перед решеткой, перед ней, словно грешники, ожидающие своей участи, стояли несколько парней. Все это время Крысь что-то говорил по-арабски с моими тремя новоявленными друзьями. Я не знал, ни куда, ни с кем я иду. Кто были эти трое, что подобрали меня по дороге? Аатиф, Муаз и Насир — так их звали.
Нас впустили. В комнате, где мы оказались, на длинной расшитой тахте во всю стену, в своих белых одеяниях возлежал султан аль-Михрджан (возможно именно так его и звали). Его положение можно было определить по его непринужденной, расслабленной позе и одеждам. Его комната была с невероятно высокими потолками, украшенными мозаиками в традиционном арабском стиле. Стены были расписаны голубым орнаментом.
Вдоль всей стены проходила надпись, написанная, видимо, древнеарабской вязью, где единственное, что было знакомо это закрученная дубль «вэ», означающая: «Аллах Велик». Вместо дверей висели занавески. Посреди комнаты стоял столик, на нем лампа. Казалось, сейчас султан возьмет ее в руки, потрет и из голубого дыма появится джинн. Джинн не появился, но дым был.
Под высоким потолком поднялись три густых клуба дыма. Я почувствовал запах, знакомый мне еще по ночной Медине Танжера.
— Посмотри. Как жвачка, — растирая смуглыми подушками пальцев темно зеленый комочек, говорила крысиная рожа. — Отменное качество, возьми, попробуй. Твои друзья аж сто грамм берут.
Тем временем, султан аль-Михрджан, взяв огромный коричневый комок гашиша, положил его на маленькие весы. Все эти предметы утвари были принесены при нас, маленьким смуглым мальчиком лет двенадцати (возможно его сыном). Клубы гашиша запивались сладким чаем с наной, наливаемым из серебряного чайничка, что был так похож на лампу.
-Сто грамм, смотрите, все по-честному. Первое качество, — обидчиво сказал Крысь, расстроенный моим отказом. Трое моих новоявленных друзей: Аатиф, Муаз и Насир — бросили мешок с золотом на стол. Последние клубы дыма растворились в воздухе, и мы вышли к железной двери, крепко закрытой на замок. За ней ждали уже другие просители перед входом в рай, который им был обещан за небольшое вознаграждение: 11 дирхам за грамм рая. 9 дирхам за соцрай.
Мсемен и кофе за их счет в маленьком кафе на площади Шефшауена. Так заканчивался вечер в компании трех моих новых друзей. Они не давали мне заплатить. Стоит немного рассказать, что это за люди.
Возрастом они все были около тридцати. Аатиф: щуплый добродушный парень с впалыми щеками и немного рассеянным взглядом, от постоянного курения гашиша. Он казалось готовый на все предложения ответить фразой: pas de problem. Ранее он работал на заводе по производству «данон», где с ним и произошел инцидент, грузовая машина придавила его к стене. Последствия: почти год в больнице, шрамы и проблемы с ногой. Муаз, поджарый, гладко выбритый парень, был обычным безработным, без образования, проживающим с мамой. Насир, самый дородный из них, был единственный, кто имел работу на данный момент, работая при дворце короля, он обустраивал его апартаменты.
Они любезно предложили мне присоединиться с ним и поехать на берег Средиземного моря, обратно к Тетуану, чтобы провести там ночь и на утро поехать в Рабат, где они и обитают.
Между нами прошел негласный диалог:
— Мы предлагаем покатать тебя по Марокко: Средиземное море, Рабат, Марракеш. Мы будем тебя кормить, предоставлять тебе жилье.
— А взамен? — возмутился я такой наглости.
— Ничего.
— По рукам.
Гашиш действует, как снотворное, поэтому по приезду в дом на берегу Средиземного моря, глаза моих друзей стали, как щелки. Переплетая язык, они медленно сползали по дивану, смотря какие-то новости. День заканчивался.
Я вышел прогуляться в темноту. Вдалеке мне подмигивала парой глаз, мерно махая огромным хвостом, хлопала по берегу моря, невидимая в черноте, Европа. На мне была марокканская джеллаба, ветер свободно гулял по моему телу, обдувая соленой свежестью. Памятуя вчерашний вечер (ссылка) с опаской я ступил на чистый берег, хрустящий под моими ногами, полностью укрытый ракушками — берег был тих и пуст. Не снимая джеллабы, я вошел в море, окутавшее меня своим нежным теплом, ласковое, оно приняло меня в свои объятия. Расправляя руки, я опускался вглубь, за мной оставался загадочно светящийся фосфоресцирующий свет.
P.S. Извиняюсь за небольшой хаос в фото. Визит был не совсем туристический, не хотелось потерять еще и мой Nikon, потому так мало интересных фотографий. Но обещаю, для тех, кому это интересно, восполнить этот пробел сполна в следующем посте. Буду рад Вашим комментариям.
published on
Запись
Комментарии (1)