30 мая отмечал день рождения Лев Ошанин (1912-1996), поэт - песенник.
Положение подавляющего большинства песенников в Советском Союзе было двусмысленным. С одной стороны, профессиональное сообщество отказывало им в поэтическом звании, именуя текстовиками и, скажем, гениального Алексея Фатьянова это преждевременно добило. Он почему-то не хотел класть с пробором на мнения унылых стихотворцев, которых внимательно читали только их жены, подсчитывая строки (сиречь оплату). Фатьянов пытался взять высоту ему несвойственную (да и не больно нужную), затеяв поэму «Хлеб» на коей надорвался.
С другой стороны, каждый поэт стремился написать песню, которая звучала бы по городам и весям, принося многотысячные авторские.
По счастью, большинство песенников оказалось не чета Фатьянову, добродушно поживая. Тот же Ошанин сохранился в памяти современников как витальный дядечка, внимательный к своим ученикам, не чуждый амуров, готовый оказать безвозмездную денежную помощь при первой же просьбе. Он спокойно реагировал на каверзные вопросы: «Как это вам да удалось создать такую песню как «Дороги»?, понимая, что за ним числится и «Течет Волга», и «Солнечный круг», и еще с десяток песенных шлягеров.
Да, у Ошанина была и рубка с новым поэтическим поколением, его записывали в личные враги Евтушенко и Вознесенский, но общий тон жизни Ошанина отличался животным оптимистическим добродушием.
Он как-то показушно бравировал молодостью.
«Простите меня, ровесники, я не знаю, какого я поколения. В двадцать лет я мечтал написать молодёжную песню, а написал в тридцать пять. И тогда двадцатилетние люди из разных стран пели вместе со мной «Эту песню не задушишь, не убьёшь…» И они стали моими одногодками. Я не знаю, какого я поколения… В сорок шесть лет я написал другую песню. Студенты, десятиклассники, ребята из ПТУ, помните? Вы вместе со мной встречали и снег, и ветер, и звёзд ночной полет… И стали моими сверстниками. Я не знаю, какого я поколения. В семьдесят пять я полюбил девчонку, которой было двадцать, и мне иногда кажется, что она старше меня».
Не знаю, какую там девчонку полюбил Ошанин в семьдесят пять, но это еще раз доказывает, что ему все было как с гуся вода. Вменяемого человека трагедия, настигшая Ошанина в семейной жизни, смяла бы в гармошку, а он (внешне, по крайней мере) даже не сильно переживал.
Вот об этом и поговорим.
Ошанин с женой
Первой женой Ошанина стала внучка Глеба Успенского, писателя, который закончил сумасшедшим домом. То есть с наследственностью у Елены Успенской (1916-1966) дела обстояли не очень.
С одной стороны она несколько унаследовала талант дедушки. Выдала книгу о биологах «Наше лето», входила в штат «Нового мира», «Комсомолки», «Пионерской правды». Написала несколько пьес в соавторстве с мужем.
С другой, от дедушки Елена получила в наследство расшатанную нервную систему.
Трагедия произошла, когда пятидесятилетний с хвостиком преподаватель Литературного института Лев Ошанин влюбился в свою студентку. История сохранила для широкой общественности лишь ее имя – Галя и год рождения – 1946.
О трагической смерти первой жены Ошанина рассказала Прасковья Мошенцева в книжке «Тайны кремлевской больницы». Мошенцева первой обнаружила тело на асфальте и услышала рассказ домработницы Ошаниных. Согласно рассказу, в роковое утро Ошанин пришел на квартиру к старой жене с молодой забрать вещи. Разразился скандал. После ухода счастливой пары Елена Успенская выпила спиртного и вышла в окно с девятого этажа.
«А Лев Ошанин женился еще не один раз. Совсем недавно узнала о его смерти. Газеты писали, что умер он в одиночестве…», - резюмирует Мошенцева.
На самом деле, дальнейшая семейная жизнь Ошанина не афишировалась, но романсеро со студенткой Галей закончилось скандально, это да.
Галя подвлюбилась в садовника, которого муж нанял ухаживать за дачным участком.
Ошанин выставил ее за дверь.
Что касается смерти в одиночестве, то сохранился ряд мемуарных свидетельств, — телесно и жизненно крепкий Ошанин даже в возрасте за восемьдесят рассекал легкой лодчонкой в обществе молодых барышень.
Например, Сергей Есин, упоминая о смерти 28-летней Наталии Михайловской, заносит в дневник:
«Вчера, на похоронах Озерова, где мне пришлось сказать несколько слов, я увидел Льва Ошанина, еще пару лет назад гражданского мужа Маргариты. Разница была, кажется, лет в 60, но он жив, бодр, шутит. Кажется, чтобы не травмировать, ему не сказали о ее смерти».
А вот Руслан Киреев:
«Из-за плохого зрения он не водил в машину: в институт его привозил на белой «Волге» личный шофер. Я запомнил именно белую – быть может, потому, что это была его последняя машина. Она-то и доставила его в январе 92-го в Малеевку. Не одного – с литературным секретарем. Это была бледная, болезненная на вид девчушка, его бывшая студентка, которая носила за ним его щегольскую тросточку, он же, плотный, ухоженный, в модном китайском пальто, никогда не опирающийся на эту свою тросточку, разве что поигрывающий ею, величал свою наперсницу по имени-отчеству, надеясь, видимо, скрыть этим их подлинные отношения».
Дай Бог, каждому так...
Комментарии (0)