ПОКУШЕНИЕ КАРАКОЗОВА НА АЛЕКСАНДРА ВТОРОГО. ОСИП КОМИССАРОВ СЛЕВА ОТ ПИСТОЛЕТА
10 декабря исполняется 200 лет со дня рождения Николая Некрасова (1821-1977).
Мы много о нем говорили в связи с писателями из народа, на прозе которых Некрасов пытался построить журнал «Современник» (смотри метку: ).
Некрасову эти самые писатели из народа оказались не так чтобы благодарны. Постоянно он слышал упреки в скаредности, в жажде наживы, двуличии. Был момент, когда сам находящийся в ссылке Чернышевский едва от Некрасова не отвернулся, узнав, что тот приветствовал стихами репрессии Муравьева, заслужившего прозвище «Вешатель».
Эта история стоила Некрасову много нервов, но за ней как-то забылась другая.
Той же весной 1866 года, спасающий от закрытия журнал «Современник» Некрасов, не только Муравьеву пропел хвалу, но и Осипу Комиссарову, фигуре безнадежно мелкой, в лупу не разглядишь, но на одну весну вызвавшей средь народа русского патриотическую истерию.
Комиссаров спас царя Александра Второго Освободителя от пули террориста Дмитрия Каракозова.
Вот о Комиссарове и поговорим.
Осип Иванович Комиссаров (1838-1892) был родом из крестьян, что промышляли в городах подсобными ремеслами, ибо на земле жить не могли в силу ее малой урожайности.
Папаша его проворовался и был сослан в Енисейскую губернию. Мать последовала в ссылку за муженьком.
К этому времени Осип уже был самостоятельным. Он с детства попал в Питер, в обучение к шляпному мастеру Садову. В двадцать пять лет дослужился до подмастерья, женился, дочка родилась.
Семья Комиссаровых, если не бедствовала, то и денег лишних не имела. Жили от заработка до заработка. В народе представителей его шляпной профессии называли картузниками.
Все изменилось 4 апреля 1866 года.
ОСИП КОМИССАРОВ (картинка с сайта vasiabelka.ru)
Расценивая события этого дня и участие в них Комиссарова, нужно иметь в виду следующее: мы имеем дело с официальной версией, где все выверено до миллиметра.
Согласно этой версии 4 апреля 1866 года у Осипа (Иосифа) случились именины. Он решил пойти помолиться в часовню при домике Петра Первого, поблагодарить Бога за все блага. Но переправиться через Неву не смог, мостки разобрали. Тогда именинник пошел погулять в Летнем саду, благо погода позволяла.
Стукнуло четыре часа пополудни. У ворот Летнего сада стояла царская коляска и толпа народа. Александр Второй прогуливался в саду с племянником и племянницей.
Комиссаров остановился поглазеть на царскую особу.
О дальнейшем он рассказывал крайне туманно, что вполне объяснимо, - все произошло быстро, в суматохе.
Александр Второй, подойдя к коляске, надевал шинель. К нему двинулся Каракозов, достающий на ходу пистолет.
По словам Комиссарова:
«Сам не знаю что, но сердце мое как-то особенно забилось, когда я увидел этого человека, который поспешно пробивался сквозь толпу; я невольно следил за ним, но потом, однако, забыл его, когда подошел государь. Вдруг вижу, что он вынул и целит пистолет: мигом представилось мне, что, коли брошусь на него или толкну его руку в сторону, он убьет кого-либо другого или меня, и я невольно и с силой толкнул его руку кверху; затем ничего не помню, меня как самого отуманило».
Как самого отуманило… В дальнейшем, на большинство вопросов следователя, Комиссаров будет отвечать: «Не знаю» да «Не помню», а сам Каракозов будет отрицать, что совершить цареубийство ему помешал Комиссаров.
Несомненно одно: Комиссаров во время выстрела был рядом с Каракозовым. Настолько рядом, что его задержали как сообщника, препроводив для дознания в ближайший жандармский участок.
А вот уже в участке либо выяснились обстоятельства спасения царя, либо было принято решение лепить из Комиссарова спасителя.
Образ спасителя Царя и Отечества из народа был нужен официальной пропагандисткой машине, ибо выстрел Каракозова выявил глубинное неблагополучие, - несмотря на дарованную свободу от крепостного права, на царя покусился не какой-нибудь басурман, а русский дворянин, в кармане которого было найдено письмо со словами: «Удастся мне мой замысел — я умру с мыслью, что смертью своею принес пользу дорогому моему другу — русскому мужику». Боясь, что письмо не прочтут или похоронят под спудом, схваченный Каракозов вопил: «Ребята, я за вас стрелял!»
И тут подвернулся Комиссаров, - уроженец тех самых мест, откуда был родом спаситель династии Романовых Иван Сусанин (село Комиссарова находилось от сусанинского всего в 12 верстах).
Первым, что Комиссаров толкнул под руку Каракозова, заговорил оказавшийся на месте покушения герой Крымской войны граф Эдуард Тотлебен. Он дал подробные показания полиции и уже к вечеру трагичного дня государь заносит в дневник: «Гулял с Марусей и Колей пешком в Летнем саду. Выстрелили из пистолета, мимо. Убийцу схватили. Общее участие. Я домой — в Казанский собор. Ура! — вся гвардия в Белом зале. Имя Осип Комиссаров».
Наследник престола Александр также позволил себе дневниковую запись: «Можно безошибочно сказать, что весь Петербург высыпал на улицу. Движение, волнение невообразимое. Беготня во все стороны, преимущественно к Зимнему дворцу, крики, в которых чаще всего слышатся слова «Каракозов!», «Комиссаров!», угрожающие ругательства по адресу первого, восторженные восклицания по адресу второго. Группы народа, пение «Боже, царя храни». Всеобщий восторг и громовое «ура». Потом призвали мужика, который спас. Папа его поцеловал, сделал его дворянином».
Весной 1866 года на Комиссарова сыпанулись всевозможные почести. Да, ему дали дворянство и отныне он именовался Комиссаровым-Костромским. По Питеру пошел гулять анекдот:
«Вы слышали, что в Петербурге в русского царя стреляли?» — «Да, слышал. А не знаете ли, кто стрелял?» — «Дворянин». — «А кто его спас?» — «Крестьянин». — «Чем же его наградили за это?» — «Сделали дворянином».
Кроме дворянства Комиссарову положили пожизненную пенсию в 3000 рублей (до этого он снимал комнату с семьей за рубль в месяц). Прыткий историк Погодин предлагал собрать со всей России деньги, купить Комиссарову имение и назвать его «Домнино второе» (Домнино – село Ивана Сусанина). На это не решились, но военное министерство сгоношило среди офицеров 9 тысяч на домишко для Комиссарова.
Что еще?
В селе Комиссарова установили памятник ему при жизни. Была отчеканена медаль «В память чудесного спасения Императора Александра Второго 4 апреля 1866 г.» с ликом Комиссарова-Костромского на аверсе.
Не отставали и за рубежом. Осипа сделали кавалером ордена Почетного легиона и наградили командорским крестом ордена Франца-Иосифа.
На фоне таких весомых подарочков пшиком выглядело решение московского Английского клуба сделать новоявленного дворянина своим членом. Именно тогда, 9 апреля 1866 года, одно из лиц клуба поэт Некрасов приветствовал царскую креатуру стишком:
Не громка моя лира, в ней нет
Величавых, торжественных песен,
Но придет, народится поэт,
Вдохновеньем могуч и чудесен,
Он великую песню споет,
И героями песни той чудной
Будут: царь, что стезей многотрудной
Царство русское к счастью ведет;
Царь, покончивший рабские стоны,
вековую бесправность людей
И свободных сынов миллионы
Даровавший отчизне своей;
И крестьянин, кого возрастил
В недрах Руси народ православный,
Чтоб в себе - весь народ он явил
Охранителем жизни державной!
Сын народа! тебя я пою!
Будешь славен ты много и много...
Ты велик - как орудие бога,
Направлявшего руку твою!
И это щебетал поэт, по существу вдохновивший Каракозова. Поэт, призывающий юношество на баррикады. Упирающий, что «дело прочно, когда под ним струится кровь».
Тем самым, Некрасов тщетно пытался спасти самый передовой российский журнал «Современник» от закрытия.
Не спас…
К сентябрю, когда Каракозова казнили, о Комиссарове уже почти не вспоминали. Осип оказался плохо обучаем политесу, его можно было предъявлять публике, только с замком на рту. Читать-писать не умел, едва начинал говорить вылезало косноязычие, да и сам был неладный, - застенчивый, серенький, золотушный, не косая сажень в плечах.
Тотлебен своего протеже не бросил, устроив Осипа юнкером в Павлоградский полк, но там уж его точно встретили как выскочку. Выйдя в отставку в чине ротмистра, Комиссаров осел в пожалованном имении, занимаясь пчеловодством.
Поскольку демократическую общественность мучила его благополучная по житейским меркам судьба, пошли слухи из разряда «Дантес и Мартынов всю жизнь оправдывались». Говорили, будто Комиссаров спился, умер от белой горячки, или нет, даже покончил с собой (так интереснее). На самом деле, как ушел Комиссаров не вполне ясно, поскольку к моменту своей смерти он широкую общественность не интересовал решительно.
Комментарии (0)